Молчание – золото.
Поспешишь – народ насмешишь!
Тише едешь, дальше будешь.
Народные пословицы.
Глухарь – это не только ценный охотничий трофей, но и уголовное дело, в котором крайне затруднительно найти лицо, подлежащее привлечению к уголовной ответственности за совершённое преступление.
Следственный жаргон.
* * *
История относится к периоду, когда суды, прокуратура, следствие и дознание в полной мере уже начали ощущать все прелести судебного штрафа, предусмотренные сороковой главой Уголовно-процессуального кодекса, а весь мир, включая Китай, ещё слыхом не слыхивали об ужасах КОВИДа и связанных с ними ограничениях и фатальных утратах. Одним словом, описанные события случились весьма давно. Настолько много воды утекло, а вместе с нею и сроков давности, что можно рассказывать о случившемся смело, не боясь процессуальных последствий.
Звонок коллеги, арбитражника, предложение помочь его товарищу с проблемами в области уголовного законодательства. Я не удивился, так было уже не раз, у товарища своя спецификация, споры между хозяйствующими субъектами, у меня своя, а помогать друг другу за многолетний период общения мы привыкли. Договорились о встрече, знакомстве и консультации человека, попавшего в беду, связанную с претензиями правоохранителей.
Моим собеседником оказался молодой, до сорока, просто, но со вкусом и дорого одетый мужчина спортивного телосложения. Выглядел он подавлено и угнетенно. Но излагал свои мысли ясно и последовательно. Интеллигентность и образованность сквозили в каждом предложении.
Собеседник давно и успешно трудится в должности топ-менеджера серьёзной фирмы со значительным денежным оборотом, исчисляемым цифрой с многими-многими нулями. Бизнес напрямую связан с североамериканскими партнёрами и требует систематического посещения совладельцев-боссов именно на их континенте.
Плодотворная работа и обсуждение самых насущных и деликатных вопросов не может быть полностью доверена даже современным средствам удалённой коммуникации, или, тем паче, посторонним людям. Деньги любят тишину, в связи с чем отсутствие возможности наведываться в США автоматически делает невозможным и нахождение топика в ряду российских руководителей бизнеса.
Беда с уголовным кодексом подкралась незаметно и глупо. Старший ребёнок, мальчик, уже учится в хорошей школе с достойными учителями и удовлетворительной материально-технической базой. Не пансионат, но родителей всё и все устраивают.
Младший сынок тоже достиг школьного возраста и по всем принципам разумности родителям очень захотелось начать обучение мальца в той же школе, которую посещает и старшенький. На горизонте по пути к маленькой мечте возникла небольшая, но серьёзная заминка: регистрация в ином районе города.
Будучи материально обеспеченным, папаша с лёгкостью согласился на своевременное предложение возникшего из ниоткуда человека. Потратив некоторое незначительное количество денег, отец стал обладателем справки с нужными отметками о регистрации в том самом школьном районе города.
Справочный факир испарился из жизни моего клиента со своею мздой так же быстро, как и появился, но справка благополучно была сдана в администрацию учебного заведения, а первого сентября на утренней школьной линейке стояли уже оба братика. Один парой-тройкой классов постарше, второй «первачок» с нескромным подарочным цветочным букетом.
Районная прокуратура в это торжественное время бдительности не теряла, око государево зорко следило за соблюдением законности. А если кто-то вдруг, порой, честно жить не хочет, то помощники прокуроров или их замы выявляют нарушения, по этим выявлениям пишут рапорта, а правоохранительные органы после указания надзорного органа, практически без доследственной проверки возбуждают уголовные дела.
Возбуждённые дела расследуются, расследуются, и спустя очень непродолжительное время обвинительные акты или такие же обвинительные заключения утверждаются прокурорам и направляются в суд. Наш самый справедливый и гуманный орган проводит своё судебное следствие, после чего выносит ожидаемый обвинительный приговор. Или мирит участников процесса. Или прекращает уголовные дела по другим нереабилитирующим основаниям, но это уже реже. Значительно реже.
Наши избранники — законотворцы придумали и утвердили новое основание для освобождения от уголовной ответственности и назвали это чудо судебным штрафом. Наивыгоднейшее предложение из всех прочих вариантов прекращений дел в связи с очевидными прелестями: прокуратура, оперативники и следствие получают свои вожделенные статистические «палки», зло выявлено, расследовано, обвинение утверждено, в суд направлено, доказательства, кроме характеризующих личность, в судебном следствии не изучаются, а выносится лишь постановление о прекращении дела в связи с применением судебного штрафа.
По временным и трудовым затратам это действо ни в коей мере не может сравниться с тягомотиной вызовов и допросов в зале судебного заседания потерпевших, свидетелей, экспертов, рутиной изучения заключений экспертиз и тому подобное. Раз-два и в дамках. А вслед за копеечкой в государственный бюджет за судебный штраф следует та же отчётная «палочка» в судебную статистику.
К моменту нашей встречи с незадачливым отцом четверо родителей деток из удивительно удобной и благополучной школы уже имели на руках постановления о прекращении уголовных дел в связи с применением тех самых судебных штрафов. Логичным было бы нам в этой ситуации полагать, маршрут правоохранителями и несчастливыми папами-мамами школьников проверен, результат достигнут с минимальными потерями со всех сторон, сам бог велел нам тоже пройти по дорожке за вожделенным постановлением о судебном штрафе.
Препятствием у нас стала престижная и хорошо оплачиваемая работа, требующая систематических трансатлантических перелётов. Мой топ-менеджер был твёрдо убеждён, постановление обязательно попадёт в базу МВД, о правонарушении узнают американцы, визу не продлят, а если даже продлят, пятно позора навсегда останется на его безукоризненной репутации. Проблемы с законом на западном полушарии не относятся к положительным деловым качествам работников. Это ведь только у нас за одного битого двух небитых дают, да от сумы с тюрьмой не зарекаются.
Вариантов сохранения деловой репутации и места достойной работы было совсем не много. Предложение денежного решения вопроса с уголовным преследованием через подкуп дознавателя шло в разрез с моими принципами. Зачитанная из уголовного кодекса санкция статьи за взятку молниеносно охладила пыл моего доверителя и вернула ход нашей дискуссии в деловое русло.
Не видя документов и не зная материалов дела, парочку версий, включая передачу роли ответственности за содеянное супруге, не имеющей контрактных обязательств с США, были на вскидку озвучены мною в ходе консультации.
В итоге мы заключили соглашение, и спустя пару дней я вместе со своим подзащитным поехал радовать дознание своим появлением в уголовном деле в качестве защитника. Но особой радости у дознавателя я не встретил, не любят они защитников по соглашению.
С теми, кто по назначению, удобнее, быстрее и продуктивнее, они могут сами показать-подсказать, где в протоколе забыта подпись, а где досадно ошиблись с датой уведомления или следственного действия, всегда готовы прибыть в органы, а затем порадоваться перечислению родиной оплаты трудодня.
В глазах у встретившей нас дознавательницы читалась смертельная усталость от предсказуемости давно обкатанной дороги по препровождению очередного страдальца в суд за получением судебного штрафа. Ведь четыре собрата по несчастью в нашей школе, это наверняка не исчерпывающий список заведений района, куда несут липовые справки о регистрации. А потом отгребают результат и улучшают статистику. Улучшают и улучшают.
В тот же день нам вручили постановление о возбуждении в отношении моего доверителя уголовного дела по части первой ст. 327 УК РФ. Мой подзащитный прочёл описание своего злодеяния, а прочтя, загрустил ещё пуще. Я же крепко задумался над выходом из этой непростой ситуации.
Соглашаться на судебный штраф, памятуя о намерении супруги взвалить на свои плечи ношу ответственности за мужа-кормильца, мы не стали, решили не торопиться и раньше времени свою позицию не дознанию не раскрывать.
Вместо этого отказались от дачи показаний, устно уведомили дознавателя о твёрдом намерении бороться за прекращение неблаговидного дела, многозначительно поинтересовались историей появления в материалах злосчастной справки о регистрации и её дальнейшей незавидной судьбой.
Не получив никаких разъяснений, да и не настаивая на них, слышащий, да услышит, мы с чувством собственного достоинства покинули негостеприимное здание отдела полиции, приютившее в своём нутре кабинет дознавателя.
Мой подзащитный откровенно нервничал. Он жаждал битвы, сражения, результата. Каждый день неведения был для бедолаги пыткой. Я осаждал торопыгу, успокаивал, просил набраться терпения, объяснял нашу позицию. Тем более выход был найден ещё до похода к дознавателю.
Нащупан процессуальный пробой в устоявшейся практике многократного прокурорского выявления однотипных признаков преступлений в действиях заботящихся о просвещении своих чад родителей. В нашем случае помощник прокурора настолько торопился отпраздновать очередную статистическую «палку», что на радостях забыл вообще как-либо процессуально оформить изъятие той самой палёной справки о регистрации.
Документ был настолько палёный, что номер квартиры с нашей регистрацией значительно превосходил количество тех самых квартир в доме. Качество работы изготовителя справки оказалось отвратительным и безобразным.
Желание моего доверителя наказать пройдоху путём подачи заявления на мошенника было пресечено и задушено в самом зародыше: группа лиц вместе с единым умыслом на совершение преступление нам не нужна, а от изложенных в заявлении обстоятельств нам в последующем уже будет не отвертеться. Да и не знали мы, в каком поле растворился наш справочный благодетель, где его можно искать, а если найдём, то что с ним, с таким хорошим, делать?
Зато главное, основное доказательство нашей вины в подделке официального документа, сама справка, превратилась в плод негодного дерева. Забранный прокурорским работником у секретаря директора школы листок бумаги, приложенный к рапорту о выявленном преступлении, так и остался листком бумаги. Который бесполезно осматривать, а тем более – назначать по нему экспертизу для определения подделки.
Объяснять помощнику прокурора последовательность и процессуальные особенности изъятия предметов на той стадии предварительного следствия не входило в наши планы, а находящийся при деле листок превратиться в полноценное доказательство без понятых, своевременно составленных протоколов и актов уже не мог. Разве что в образе уродливого Франкенштейна.
Кипучая жажда действия систематически нападала на моего подзащитного волнами. В одно из таких цунами мне было предложено позвонить и встретиться с начальником отдела дознания. Этот «дельный» совет был получен от целого полковника полиции, хоть и на пенсии, но возглавляющего безопасность компании моего доверителя. Даже номер мобильного телефона предложили для решения вопроса об личной аудиенции.
Я не увидел смысла хвастаться своими подполковничьими звёздами на погонах с васильковыми просветами юстиции и допенсионной должностью начальника следственного отдела в том же подразделении, где лейтенантом милиции дознавателем трудилась нынешняя начальница дознания. Просто поинтересовался у своего топ-менеджера предполагаемой темой и содержанием навязываемой мне беседы. Подкуп? Угрозы? Шантаж?
Ответом было красноречивое длительное молчание, позже сменившееся на согласие движения по выбранной нами линии защиты. Мы терпеливо ждали начала активных действий дознания и прокуратуры по оживлению мёртворожденного доказательства.
Ожидание, перемежаемое уведомлениями нас об очередном продлении срока дознания, длилось пять месяцев. За это время мой доверитель вместе с семьёй съездил на горнолыжный курорт Швейцарии, покатался на лыжах, посмотрел с высот на бренность бытия и потихоньку начал верить в счастливый исход нашего плана спасения его репутации. Успокоился, вернул утраченную, было, уверенность в голосе, полноценно окунулся в работу. Звонки, встречи, разъяснения, требования немедленного результата прекратились.
Незадолго до полугодичного срока дознания нас очень вежливо пригласили в тот самый отдел полиции, где приютился наш дознаватель. Встреча была заблаговременно обусловлена обязательным наличием на руках оригинала постановления о возбуждении уголовного дела. Взор дознавателя потерял былую усталую небрежность, вера в трёхшаговую перспективу направления дела в суд для вынесения судебного штрафа растаяла вместе с процессуальными сроками.
Мы с моим доверителем не стали возражать, когда нам взамен постановления о возбуждении уголовного дела в отношении моего подзащитного получили постановление о возбуждении уголовного дела по факту изготовления кем-то, когда-то какой-то справки. Но к нам это преступление уже никак не относилось.
Глухарь, он и есть глухарь. Лучшего для исправления процессуального косяка спешащего к победной высоте прокурорского работника дознаватель со своим начальником и закрывшим глаза на замену постановлений прокурором придумать и предложить нам не смогли.
Спустя несколько дней мы встретились с моим уже бывшим подзащитным в историческом центре города в уютном офисе моего товарища — арбитражника. Зашёл разговор о проделанной по делу работе и удовлетворении результатом труда защитника. Ответ моего доверителя меня неприятно поразил, но к такому надо было быть готовым каждому практикующему адвокату:
— А что, собственно, Вы за это время сделали?
За словом мне в карман лезть не пришлось, ответил первое, пришедшее на ум:
— Я удержал Вас от непродуманных шагов и прискорбных процессуальных ошибок.
Мы расстались без особых эмоций и упрёков.
Но через полгода, ранним воскресным летним утром, топ-менеджер позвонил мне вновь.
Это была уже другая история, но время всё расставляет по своим местам. Коль для защиты выбрали вновь именно меня, результат моего труда по уголовному делу был оценён по достоинству.
* * *
« 24 » октября 2022 года, Андрей Болонкин, Санкт-Петербург